Она бежала по тёмным улицам не оборачиваясь, словно знала, что преследователи где-то рядом. Слышала отдалённые крики, но не могла разобрать слов. Волчий вой гнался за ней по пятам, заставляя только прибавить скорости. Она двигалась всё дальше и дальше, с каждым шагом чувствуя, как силы покидают её; как холод ледяными иглами впивается в босые ноги. Рваное платье только замедляло её движения, а правая рука почти буквально горела - один из магов смог задеть её огненным заклинанием.
Укрывшись за одним из домов, она ненадолго остановилась, чтобы перевести дух и перебинтовать обожжённую руку. Вой вдруг раздался ближе, и Виктория затравленно взглянула туда, откуда вдруг раздалось низкое рычание. Не волки, всего лишь гончие некоторых шевалье. Почему вдруг они? А почему нет?
Она бросилась бежать, но псы быстро догнали её. Виктория почувствовала, как один чувствительно вцепился в ногу, не собираясь отпускать. Монфор упала и тут же перевернулась, инстинктивно закрываясь рукой от очередного укуса или от второго пса, который был поблизости. Сейчас боль в обожжённой руке как будто утихла, но ровно до того момента, пока в неё не вцепилась вторая собака. Псы уже рвали её на части, когда вдруг чей-то грубый голос отдал приказ, и звери послушно отступили. Какой-то мужчина подошёл к ней, лежавшей сейчас едва живой в луже крови, резко и легко, будто кучу тряпья, поднял и негромко заметил:
- Если ты решила, что это конец, то ты глубоко ошибаешься. Псы - не самое плохое, что ждёт тебя впереди.
Виктория промолчала, надеясь как можно быстрее потерять сознание и больше никогда в него не приходить. Она видела в потёмках, что её куда-то несут, чувствовала отступающую тупую боль и, наконец, погрузилась в спасительное беспамятство...

***

Сон прошёл резко, но Виктория не смогла проснуться нормально - уж больно реально всё это выглядело. Вся боль, все ощущения, эмоции, мысли. Она рывком села, ловя себя на том, что дрожит.
Ощущение реальности вернулось к ней достаточно быстро. Она вспомнила о том, что они с Элией благополучно скрылись, по дороге решив, что направятся в Камберленд, откуда можно будет попасть как в Киркволл, так и куда-нибудь ещё. Виктория была полная решимости сбежать, но её пугало то, что она не знала, куда бежать. И куда вообще можно сбежать от карающей длани Теней. И потом, Тени являли собой лишь одну проблему, поскольку на хвосте у них теперь были и Вороны. Было ли во всём Тедасе такое место, где получилось бы укрыться и не быть при этом изгоями?
Разбитый наспех лагерь уже освещали первые лучи рассвета. Пепелище, оставшееся от костра уже остыло, но и есть Виктории не очень хотелось. Она лишь сделала несколько глотков воды из фляги, и, наконец, поднялась. Элия спала рядом.
- Интересно, а что ей снится?
Вздохнув, Виктория начала одеваться и прикидывать, какое расстояние они смогут преодолеть за сегодня. Лошадей они, как водится, сменили, причём не стали даже продавать, чтобы не светиться лишний раз. На новых скакунов ушло много из того золота, что оставалось у Виктории, а значит та часть пути, где придётся оставить лошадей, обещала быть куда труднее, чем предполагалось сначала.
- А я и не ожидала, что будет легко.
Одевшись, она пошла к оставленным неподалёку лошадям. Торговец не обманул - оба скакуна были спокойными, за ночь привязь никто не растянул, да и шума от них Виктория не слышала. Впрочем, и место было подходящее - где-то между столицей, откуда они улизнули, и Вал Шевин, где предстояло сделать остановку. Столь же опасную, как и все, которые им ещё предстоит сделать. Быть может, стоило заночевать не в лесу, а в самой приличной таверне, где их никому и в голову не пришло бы искать.
- Вчера мы так устали, что у нас даже не хватило времени на любовь. А ведь как раз она и толкнула нас убежать.
Чувство неизвестности сейчас не столько пугало, сколько подначивало как можно быстрее тронуться с места. Нельзя было ничего узнать, но о них знали всё. Виктории было интересно, как много времени ушло у ищеек Селины на то, чтобы понять, где ещё и в чём ещё была тайна. Монфор, как и обещала, забрала метку, но оставила пустой флакончик из-под яда. Конечно же, на него никто не купился, ведь нет тела, а если тела нет, то человек ещё жив.
- Или просто очередной фрагмент мозаики, который нужно поменять на другой, а старый устранить за ненадобностью. Ты очень много думаешь о себе, Виктория, это признак прогрессирующей паранойи.
Бывшей аристократке в первый (но, видимо, далеко не в последний) раз за утро захотелось приложиться к бутылке. Или умыться. Или вообще вернуть прошлую жизнь назад, и хоть перед смертью искупаться и причесаться. Вчера ей казалось, что за спиной остаётся не так уж и много, а вот сегодня и сейчас - что где-то там, позади, в её покоях осталась прошлая Виктория, которая хотела и должна была умереть. За то, что, возможно, была слишком преданной.
- Может, даже хорошо, что эта слепая померла. Раньше я не замечала, что может остаться вокруг меня, и с чем я останусь, если вдруг потеряю весь этот набор лицемерия и лживых игрищ. Теперь никакого бельма нет, всё и так видно.

Она всё ещё стояла возле лошадей, машинально поглаживая статные гривы и слушая едва уловимое дыхание скакунов, как вдруг где-то вдали заволновалась трава. Будто бы ветер, но вместе с тем, и нет. Единожды подув, ветер уже не повторит своих движений, а это рывками слышалось сперва вдали, а потом всё ближе и ближе. Монфор не успела, да и не захотела среагировать на это так, как надо: в глубине души, она сейчас желала множество вещей, среди которых, как ни печально, была и быстрая смерть. С другой стороны, аристократка знала, что быстрой смерти, принимая во внимание её желания, никто ей не обеспечит. Она успела выдохнуть раньше, чем почувствовала прикосновение. Даже нет, не столько прикосновение, сколько горячие и желанные объятья. Виктория почувствовала, что несмотря на задавшийся рассвет, уже успела замёрзнуть. Её мысли плавно перетекли в ощущения: мягких рук, что обнимали - нет, вовсе нет - парили над её телом, настолько легки они были. И в то же время объятья нельзя было назвать мимолётными. Виктория почувствовала и то, как Элия прижалась к ней. Плотно, заставляя почувствовать спиной прикосновения груди. Виктория не повернулась, чтобы тут же, забыв о настрое, чуть грубовато и нахально прижать к себе остроухую, зарываясь одной рукой в её волосы, а второй обвивая талию. Нет, она ждала. Томилась от этого невыносимого чувства, которое преследовало её и вчера - как на протяжении пути, так и в покоях, когда Элия предстала перед ней в своей первозданной красоте. Рассветное солнце наверняка задержалось на её улыбке - это была непроизвольная эмоция, а в мыслях Виктории и подавно не было такой, чтобы как-то раскрасить это печальное утро. Но, чувствуя прикосновения губ, она улыбалась. Элия не видела этого, а Виктория силилась спрятать улыбку и... глотала слёзы.
Вот она несильно, чтобы не было крови, прикусила губу, смотря влажными глазами куда-то вдаль, но накрывая одной рукой руку эльфийки; вот поспешно смаргивает набежавшие слёзы, стараясь сглотнуть так, чтобы не услышала Элия; вот снова отдаётся чувствам лёгких, но при этом пылких и горячих поцелуев и возвращается к этой бесполезной борьбе с собой, чтобы вдруг не заговорить, не повернуться, не обнять любимую.
Виктория прислушалась к её голосу - для этого словно пришлось ещё раз проснуться. Элия говорила тихо, мало, а Виктория больше следила за движениями её рук, убрав свои, но тут же снова накрывая её руки, едва те нашли талию орлесианки.
Она молчала, и, кажется, пауза затянулась. Возможно, в какой-то момент Виктории захотелось вдруг повернуться и, уткнувшись в плечо Элии, разрыдаться, но она не знала, чего боялась. За сутки эльфийка дала ей понять многое; возможно, слишком многое для того, чтобы осознать это разом. Монфор по-прежнему не могла уложить все подробности новой жизни у себя в голове. Со стороны, в этом не было ничего сложного. Положение она променяла на остроухую. И, наверное, как бы ни хотелось ей и то, и другое, принимая во внимание прожитые в высоком обществе годы, у Виктории не было такой истерики, какая могла бы случиться с одним из тех, кто в Орлее любит захаживать на балы, смотря на остальных презрительным взглядом из-под дорогой маски. Виктория совсем чуть-чуть, но кривила душой, когда вела себя так же. Она любила командовать, но без прикрас, будучи собой.
Думая об этом, она снова подавила не совсем нормальные желания по отношению к Элии.
Слова Элии, пусть и такие, всё-таки оказали своё действие, но Виктории хотелось думать, что она сама подбодрила себя. Элия сделала куда больше прикосновениями и тем простым фактом, что она была. Здесь, рядом. Не в качестве похищенной лже-служанки в цепях, а в качестве той, кто оставил позади, возможно, больше, чем оставила сама Виктория.
Она вдруг задумалась об Элии. Хотя бы потому, что не делала этого раньше. Сколько из того, что рассказывала ей эльфийка, было правдой на самом деле? Неизвестно. Зато Виктория знала о том, как в Орлее смотрят на эльфов. О том, как на эльфов смотрят практически везде. За исключением, пожалуй, Антивы, но сейчас речь была не об этом. Эльфийке наверняка приходилось тяжело, о чём аристократка раньше не подумала ни разу - та ведь была её врагом. Или Виктория просто хотела так думать.
Тем временем, слова для ответа уже остались несколько секунд позади. Элия, быть может и озабоченная молчаливостью Виктории (ох уж эта Виктория!), подарила той поцелуй и всё же пошла собираться.
- А это место не такое уж плохое. Пожалуй, можно было тут задержаться, но в Камберленде у нас будет больше способов убежать. Больше открытых дорог. А значит больше шансов на то, что нас больше не увидят.
Виктории вдруг пришёл в голову потрясающий план, однако для его выполнения им нужно было попасть в Киркволл. Кто в здравом уме сунется в Киркволл?
Она оставила коней, быстрым шагом направляясь к удаляющейся от неё Элии. Схватила на полпути, повернула лицом к себе, как и хотела: одной рукой держа за талию, а второй пока обнимая за шею и чуть поддерживая голову:
- Я хотела тебе сказать, - начала Виктория. Глаза, блуждающие где-то в районе груди Элии, вдруг встретились с её глазами, - То есть... я хотела попросить у тебя прощения. За всё это время я ни разу не подумала, как тебе жилось. Ты ведь никогда не жила по-настоящему хорошо, а последнее время была вынуждена жить так, как я того хотела. Словом, за всё, кроме пыток, -, она понизила голос, - потому что я думаю, что они тебе понравились, я хотела бы попросить у тебя прощения.
И не дав остроухой ответить, поцеловала ту в губы, привлекая за голову к себе и поудобнее обхватив за талию. Элия по-прежнему казалась ей слишком лёгкой для наёмной убийцы.
- Может, ты мне соврала, чтобы я купилась на такую историю? Надо признать, что на такое я бы точно купилась.
Прервав, наконец, поцелуй, Виктория отстранилась, но едва-едва - так, что могла бы вдруг облизать губы Элии - и просто смотрела на неё.
-Знаешь, моя хорошая, тебе не нужно настолько часто подбадривать меня. Я ещё вчера поняла, на что иду. Поэтому так долго сомневалась. И мне было нужно услышать от тебя эти слова. Иначе бы я не согласилась убежать, - улыбнулась Монфор, - Я оставила там, во дворце, очень много. Речь не о богатствах и оружии, речь обо мне самой. Я оставила там своё лицемерие, свою жестокость и большую часть Игры. И, как мне кажется, только такие разительные перемены помогут мне выжить. Как и тебе.
Прижав к себе Элию, Виктория огладила руками её спину: то её центр, то переходя плавными, однако вполне осязаемыми, массирующими движениями на лопатки, и постепенно, поглаживая, опускалась всё ниже, к пояснице. А после, наконец, к ягодицам.
- Ты ведь ещё не забыла, как тебя здесь касалась плеть? - улыбнулась аристократка. Может, пошутила. А может и нет.